Марди и путешествие туда - Герман Мелвилл
Глава XIII
Хрящепёрые и иные чудища Южных морей
Во время нашего одинокого путешествия появлялись разнообразные достопримечательности, особенно связанные с периодом влияния созвездия Рыб.
Это, по сути, собирание гербария, как говорят в безграничных прериях Арканзаса, я рекомендую проводить студенту-ихтиологу в открытой шлюпке, находящейся далеко в тёмных просторах Тихого океана. Поскольку ваше судно скользит вперёд, странные чудовища плавают рядом. В другом месте их никогда не видно. И уж совсем их нельзя отыскать в книгах натуралистов.
Хотя Америка давно открыта, данная акватория мало изучена. И кто бы ни пересёк Тихий океан, он, возможно, смог бы прочитать уроки Буффону. Морской змей не басня; и в море этот змей занимает всего лишь место, аналогичное месту садового червя на суше. Там есть больше чудес, чем чудес невероятных, и больше достопримечательностей, не показанных мне или вам и которые вы или я никогда не мечтали увидеть. Кроты и одни только летучие мыши должны быть скептиками; и есть единственная истинная ложь для живого человека – это признать себя мёртвым. Будьте сэром Томасом Брауном, тем нашим философом, кто разнёс в прах книжку «Вульгарные ошибки», сердцем прочувствовав все тайны в Пятикнижии.
Но посмотрите на глубину в несколько морских саженей! Где и когда вы видели призрак, подобный вот такому? Огромный полумесяц с рогами северного оленя и треугольный рот. Он медленно погружается и более не заметен.
Доктор Фауст видел дьявола, но вы видели рыбу-дьявола. Глядите ещё! Вот проплывает другой монстр. Ярл называет его костяной акулой. Толстый, как большой кит, он покрыт пятнами, как леопард; и подобные клыкам зубы налезают на его челюсти, как это бывает у моржа. Моряков ничего не страшит более, чем близость такого существа, как это. Большие суда боятся пересечь его путь. И хорошо, если обойдут; ведь, начиная со славного судна «Эссекс», многие другие корабли были потоплены морскими монстрами так, как аллигатор пробивает насквозь своей зубастой мордой карибское каноэ.
Словно подарком стало для нас предчувствие некоего внезапного бедствия от удивительных зоологических экземпляров, мимо которых мы почти ежечасно проходили.
Мы видели их, акул, не единицами, не десятками, не сотнями, но тысячами и несметными числами. Верьте мне, в море больше акул, чем смертных людей на земле.
И разновидностей этих плодовитых рыб там так же много, как много пород у собак. Но немецкими натуралистами Мюллером и Генле, которые, «крестя» акул, наградили их большинством языческих имён, они классифицируются одним семейством; каковая семья, согласно Мюллеру, являясь оружейным королём, есть бесспорная ветвь древнего и известного племени хрящепёрых.
Начнём. Есть обычная акула Брауна, или морской поверенный, так названный моряками. Схватывающие добычу, жадно глотающие, часто злобно огрызающиеся, несмотря на тяжёлые удары, полученные от движения наших вёсел. Время от времени эти дворяне плавают стаями, особенно в ожидании останков разделанного кита. Они – стервятники глубин.
Затем мы часто сталкивались с аристократической голубой акулой, длинным, тонким, как свеча, выглядящим сильным молодым человеком с благородным обликом, с тонкой талией, как у денди с Бонд-стрит, и рядами невообразимо белых зубов. Этот деликатес редко оживлялся, обычно неизменно подёргивая небрежным плавником и ленивым хвостом.
Но выглядел он чертовски бессердечным.
Но его хладнокровный джентльменский дух контрастировал с грубым, диким чванством тигровой акулы; круглым, толстым гурманом с надутым ртом и разрушенной совестью, плывущим в поиске того, кого он мог бы сожрать. Эти обжоры – мусорщики флотов, судов, следующих по Южным морям, подхватывающие ненужные отходы, а иногда и лакомый кусочек – оказавшегося за бортом моряка. Неудивительно тогда то, что моряки ненавидят их. Ярл однажды даже уверял меня, что в любой временной неудаче у него было одно из его самых сладких утешений, которое запомнилось в своё время: он убил целые косяки тигровых акул, а сам при этом не пострадал.
Всё же это неправильно. Ненавидьте серафима так же, как и акулу. Оба были созданы одной и той же рукой. И о том, что акулы привлекательны, свидетельствуют их внутренние привязанности. Никакая ярость не бывает столь свирепой, чтобы не иметь некоторых любезных сторон. В дикой природе мать леопарда ласкает своего детёныша, как Агарь, родившая Измаила, а королева Франции – дофина. Мы не понимаем, что мы делаем, когда мы ненавидим. И я вспоминаю слова моего благородного друга Стенхоупа, вот они: тот, кто объявил, что возлюбил врага своего, не был уважаемым представителем готтентотов, а человеком другой расы. Не очень благородная фраза, хоть и вышедшая из уст благородного человека. Но когда рывшийся в словарях говорит, что это высказывание говорит о нём самом, в нём, конечно же, немного от христианина. Однако это тяжело для такого устоявшегося типа, как он; быть напоенным молоком и евангельским смирением. Всё же, отдавая дань уважения, я отрицаю, что мой старый дядя Джонсон действительно верил в чувство, приписанное ему. Любить врага, воистину! Кто улыбается по злобе? Тогда ненависть – неблагодарная вещь. Итак, давайте ненавидеть только ненависть, и, однажды дав любви поиграть, мы влюбимся в единорога. Ах! Самый лёгкий путь лучше всего, и к ненависти человек должен приходить тяжёлым путём. Любовь – сладость, а ненависть – мучение. И ненавистники винтов с головками, шотландских ботинок и испанского языка исследуют самих себя. Есть фраза из пяти слов – сиамский близнец Христовой заповеди: тот, кто ненавидит, является дураком.
В течение нескольких дней наша шлюпка сопровождалась двумя вышеупомянутыми тигровыми акулами. Будто на привязи, эти таинственные неразлучники медленно двигались вслед за нами, бок о бок, как несколько разбойников, поджидающих, пока вы не подъедете к перекрёстку. Но, завершая, наконец, своё преследование, как бесполезное занятие, они удалялись всё дальше и дальше от кормы, пока не исчезли с глаз долой. К большому огорчению Небожителя, который давно держал на корме копьё, подготовленное для метания. Но лучше из всех акул оградите меня от ужасной белой акулы. И хотя мы не должны ненавидеть никого, всё же некоторая неприязнь спонтанна; но эта неприязнь не ненависть. Никогда ещё я не смог заставить себя полюбить или даже пообщаться с белой акулой. Она не то существо, с которым можно завязывать романтические знакомства.
С этой рыбой-призраком сталкиваются нечасто, и показывается она чаще ночью, чем днём. Подобно Тимону, она всегда плавает одна, скользя вперёд только под поверхностью, показывая длинное, неопределённой формы, тело молочного оттенка, с бездонной ямообразной пастью, обрамлённой проблесками белых зубов. У неё нет никакой потребности в дантисте. Видимая ночью, крадущаяся вперёд, как привидение в воде, с ужасающим спокойствием, белая акула доставила нам обоим множество острых ощущений в этом плавании.
Днём, во время штиля, мы часто поражались тяжёлому вздоху серого дельфина, лениво поднимающегося к поверхности, который неправдоподобно долго дышал после ныряния.
И снова и снова видели мы стремительного альбакора, рыбу с броневыми пластинами и золотыми полосами; множество этих летучих рыб попадало к великому морскому охотнику Нимроду после молитвы. Летя от своих преследователей, многие из них залетели в нашу лодку. Но неизменно все они помирали от шока. Не было возможности оживить их. У одной из них я удалил крыло, разложив его сохнуть на весу. Через два дня тонкая мембрана, уже выглядевшая как лист, стала прозрачной, как желатин, и слегка окрасилась блестящими оттенками, как у переливающегося шёлка.
